Фармкомпании больше не смогут обеспечивать прежние прибыли благодаря картельному сговору и аутсорсингу R&D

Более 50 лет принцип «я тоже» был неотъемлемой составляющей фармацевтической индустрии. Он выражается в том, что компании разрабатывают и продают препараты, которые показывают точно такие же результаты в клинических испытаниях, как и уже существующие препараты в этой терапевтической группе. Такой же принцип действует и на всех других рынках, не только в фармацевтике. Разница же состоит в том, что фармкомпании действуют подобно картелю – каждый их участников рынка продаёт свой продукт по той же цене, что и его конкуренты.

Такая ситуация устраняет для фармкомпаний ценовую конкуренцию как рыночный фактор, что может являться преимуществом. Компания может предложить четвёртый БРА (блокатор рецепторов ангиотензина II), пятый бета-блокатор, шестой ингибитор АПФ (ангиотензинпревращающего фермента) или двенадцатое нестероидное противовоспалительное и, завладев даже небольшой долей рынка, тем не менее, получить значительную выгоду. Конечно, для тех, кто оплачивает медицину - страховщиков, правительства, для пациентов, такой подход невыгоден - цены на препараты устанавливаются выше, чем они могли бы быть в обычных рыночных условиях.

Однако, за последний год стали заметны интересные изменения, которые могут сломать установившийся порядок и подвергнуть опасности рентабельность всей индустрии. Пытаясь вынудить компании снизить цены, крупные продавцы и государственные ответственные лица ограничивают ассортимент продаваемых или рекомендуемых ими препаратов. Вместо продажи или возмещения стоимости любого из пяти-шести аналогичных препаратов в каждой нише, они ограничиваются двумя или тремя, особенно там, где отличия в эффективности минимальны. В таком случае стоимость препарата становится важным фактором отбора.

Хотя фармкомпании долгое время оправдывали свой подход тем, что аналоги препаратов и завышенные цены необходимы для финансирования исследований по поиску новых эффективных препаратов, аналитики фармацевтического рынка считали это лишь отговоркой. Теперь, если компания предлагает, скажем, третий препарат в каком-то классе, и он не является существенно более эффективным, то ей придётся занижать цену. Если пациенты или врачи предпочтут препарат не из предлагаемых государством списков, им придётся выплачивать его полную стоимость.

Казалось бы, всё это должно стимулировать создание принципиально новых препаратов, компании должны соревноваться за право занять новую нишу первыми, но на деле это не так. За последние десять лет в погоне за повышением прибыли и стоимости акций, финансовые подразделения инициировали вывод исследовательских подразделений (в том числе, и проведение клинических испытаний) за пределы фармкомпаний, предоставив эту работу контрактным подрядчикам. В краткосрочной перспективе это приводит к понижению постоянных затрат компании и увеличивает её рыночную стоимость, но в долгосрочной это приводит к постоянным задержкам в создании новых препаратов. Действительно, по некоторым исследованиям, за последние десять лет время, необходимое для прохождения всех стадий клинических испытаний увеличилось на год.

И уровень аутсорсинга будет только расти – для того, чтобы достичь вывода из фармкомпаний 50% исследовательских подразделений потребовалось 30 лет, но, по оценкам лидеров индустрии, доли в 70% фармкомпании достигнут гораздо быстрее. Контрактным исследовательским организациям это, конечно, выгодно, но фармкомпании будут выпускать по третьему, четвёртому, пятому аналогу в каждом терапевтическом классе, а они даже не всегда попадут в формуляры крупных поставщиков и министерств здравоохранения – похоже на катастрофу. Конечно, в запасе у фармкомпаний ещё остаются узкоспециализированные препараты и возможность для введения дополнительных правил и регуляторов благодаря мощному лобби, но первый звонок грядущих перемен в основных принципах фармацевтического бизнеса уже прозвенел.